Важный текст
Снег крупными хлопьями падал на мои берцы. Вода переходила из одного агрегатного состояния в другое и стекала крупной каплей на мокрый асфальт. Пальмы в снегу и черные основы зданий с белой бахромой могли послужить декорациями для дорогущего голливудского фильма о ядерной зиме.
Мы бродили среди руин Алеппо. Все зимние вещи я самонадеянно оставил в Москве, и для того чтобы не замерзнуть одевал буквально всю одежду, которую взял с собой. Смотрелось это забавно, но лучше поймать несколько широких восточных улыбок, чем попасть с воспалением легких в госпиталь.
Бродя по центру города, мы наткнулись на место временного размещения беженцев. Здесь жили одинокие женщины с детьми. Их мужья просто растворились в сирийской мясорубке. У каждой несчастной на руках было по пять или шесть детей, при этом они умоляли нас убедить правительство хоть как-то решить вопрос с обогревом и питанием этих несчастных. Я стоял, внимательно слушал их, но, когда мимо меня пробежали двое босых мальчишек, я понял, что с меня хватит. Учтиво попрощавшись я летел прочь от этого ужасного места.
Меня просто трясло! Мне было зябко в крепких ботинках, и я даже не мог представить, что чувствовали эти мальчуганы, которые смеясь, голыми ступнями перемешивали снег с грязью. Ведь это же чистое безумие, кричал я про себя! Они же завтра слягут с температурой, и через неделю умрут. У этих несчастных просто нет шансов! Насколько надо быть жестокосердным, чтобы рожать пятого или шестого ребенка, в условиях, когда родители не могут прокормить даже себя. Тогда я для себя решил, что лучше я уж проведу месяц в эпицентре городских боев, чем еще раз попробую снять репортаж о беженцах.
Прошло несколько лет, и я оказался на западной окраине долины Аль-Габ. Мы снимали репортаж о прифронтовых деревнях. Люди там не жили, а выживали. От обстрелов нередко гибли гражданские. В деревне было много пострадавших зданий.
Густой туман сползал в долину с отвесных скал, и я решил снять атмосферное видео с квадрокоптера. Я поднял винтокрылую машину в воздух и стал осматривать окрестности. Неожиданно улица, на которой я стоял, наполнилась криками и топотом ног. За считанные мгновения я оказался в середине людского потока. В школе закончились занятия, и лавина детворы снесла меня в конец улицы. Их было несколько сотен, и все примерно одного возраста. Каждый их них пытался заглянуть в мой пульт.
Толпа улыбающейся детворы, тянущей ко мне руки, перевернула мое представление о реальности. Я посмотрел на разрушенные строения, затем снова посмотрел на детей и тогда понял, что у этой страны есть будущее. Воронки от взрывов засыпят, здания восстановят. И сделают это те дети, которые родились во время войны. Именно в людях, а не в строениях и природных ресурсах кроется будущее государства. И Сирия обязательно восстановится. У нее просто нет другого пути.
Война – это вызов для общества и конкретного человека. Ступая на ратный путь, мужчина понимает, что он может не вернуться домой. Поэтому мысли о мишуре типа последнего айфона исчезают и человек приходит к истинным ценностям этого мира. Я говорил со многими воинами, и они практически единогласно признавались, что для них главное – это дети. Только они смогут продолжить их путь на этой земле. Именно поэтому мобилизованные вступали в брак буквально перед отправкой в зону СВО.
Картины разрушений под Луганском и Донецком уже напоминают пейзажи Алеппо. Но о таком уровне рождаемости нам остается только мечтать. Проезжая мимо разрушенных деревень, я не могу отделаться от мысли, что их будет просто некому восстанавливать.
